Серебряная маска ловила тусклые блики потухающих свечей. На ее отполированной поверхности раз и навсегда застыло безликое выражение абсолютного безразличия. Безразличие - как синоним пустоты. Именно она остается в душе после долгих терзаний, когда огонь ненависти выжигает все внутри и ему просто негде больше взять топлива и нечем питаться. Тогда приходит пустота - не спасительная, вовсе нет, ещё более разрушающая.  Мне эта пустота была незнакома совершенно, словно где-то глубоко внутри был спрятан очаг с бесконечными запасами топлива для собственной ярости. Вся моя жизнь - будто грубая завеса для этого несокрушимого огня. Я работала, жила, коротала вечера в барах, ходила в библиотеку, натачивала ножи и охотилась - и всё это лишь для того, чтобы обмануть саму себя, заглушить, спрятать истинное положение вещей за маской счастливой обыденности.
И в общем-то, мне подчас удавалось это проделывать весьма успешно. Только время от времени всё равно накатывало - истина врывалась в сознание случайной искрой и разжигала внутри пламя, которыми были необходимы чужие крики и стенания, чтобы существовать. Обычно это происходило на трезвую голову - наверное, именно поэтому я предпочитала напиваться по вечерам. Это был залог хорошего и долгого сна.

Эта маска - одна из немногих вещей, доставшихся мне от отца. Антонин Долохов вкладывал в эту маску, да и вообще в положение дел того времени слишком много смысла. Я смутно представляла себе войну за чистоту крови - слишком уж дико это звучало, да и, мягко скажем, варварски консервативно. О злейшем волшебнике тех времен, как и многие мои сверстники, происходившие родом не из Туманного Альбиона, знала только  по книгам да сводкам новостей. Меня даже с натяжкой нельзя было бы назвать продолжателем - или подражателем - дел отцовских. Возможно, Антонин Долохов даже был виновен во многих вещах. Мне трудно об этом судить еще и потому, что отношение к жестокости у человека, работающего палачом, так или иначе немного смазанное. Понимаете о чем я?

Я какое-то время верила, что смогу вытащить Антонина Долохова из Азкабана. В конце концов я готова была пытаться до победного, но то, что произошло - выходило за рамки справедливого и мудрого Министерства Магии, каким оно так рьяно желало казаться, прикрываясь плакатами мальчика-со-шрамом. Антонина Долохова просто убили - сразу или после долгих пыток - не известно. Абсолютно беспомощного. Я была уверена, попади к нему в руки волшебная палочка - и ни один из этих трусов не рискнул бы бросить вызов. Поэтому все было сделано максимально подло - очень в духе отглаженных мантий из Министерства, верно?

Аж самой тошно, что я до сих пор там работаю. Ведь после такого - ни один из них не лучше моего отца. Либо любого другого из тех, кто хотел вместе со своим господином построить новую историю. В конце концов всегда кто-то эту самую историю делает. И ни разу история не вершилась честными и справедливыми путями.

Т-р-у-с-ы. Мне отчаянно хотелось разворотить это осиное гнездо, что заголовки газет вновь пестрили кровавыми сводками, а лоснящиеся щеки работников Министерства надувались от испуга. Именно с такими мыслями я чаще всего вечерами сидела в пабе "Белая виверна" в Лютном переулке. И я точно могу быть уверена, ни один выпитый стакан спиртного - каким бы по счету он ни был - не мог развязать мне язык на эту тему. Просто случилось как-то само собой, что эта тема оказалась болезненной не только для меня. Люк Макнейр был еще одним свидетельством того, что справедливость по части наказаний хромает в магическом Лондоне на все свои конечности.

И вот сейчас, когда холодное майское солнце начинало клониться к закату, я стояла на опушке леса. Я была не одна, хотя попробуй, опиши тех, кто спрятал лица в темных капюшонах. На губах играла улыбка - еще не торжествующая, но уже предвкушающая того самого хлеба и зрелищ. А самое главное - мести. Я слишком долго живу этой мыслью, чтобы позволить себе допускать ошибки или связываться с простыми дебоширами. Нет, это были отнюдь не абы какие учредители беспорядков. Это были люди, желающие мести. Так же сильно, как я? Сомневаюсь. Я была готова поставить на кон этой длинной игры всю свою жизнь. Причинить столько боли, чтобы другие волшебники сполна могли разделить со мной мои страдания. И эта увлекательная игра начинается сегодня.

С праздником, господа и дамы!
Я накинула капюшон, из-под которого тускло сверкала серебряная маска. Ужасное, болезненное напоминание о событиях, которые еще слишком свежи в памяти. Эта маска на празднике - пощечина победителям, насмешка над созданными Министерством героями, плевок в самое сердце торжества. Мы разделились сразу же, как вышли из леса. Скулы сводило от вида всеобщего ликования вокруг. Тупые скоты.
Волшебная палочка скользнула из рукава мантии в ладонь.
Первый взмах: - Экспульсо!*
Ярко украшенная палатка разлетелась вдребезги, послышались первые крики тех немногих, кто решил прикупить себе памятных сувениров.

*Экспульсо — заклинание взрыва.